Алексей Гравицкий

Земля — Паладос — Земля

Роман написан в соавторстве с Михаилом Костиным

Часть 1

Глава 1 

Работа на Дробилке была не из самых интересных, но Грон не жаловался на судьбу. Многие не имеют и такой работы. Он же помогал Мастеру Элиоту превращать куски серной породы в мелкий красный песок и получал за это несколько кредитов в неделю.

Вот удивительно: кому нужно столько песка? И зачем? Тоже невидаль! Да этого добра вокруг полным-полно. Хотя... Как-то раз он увидел у Мастера Элиота на картинках звезды — удивительные и непонятные штуки. Он спросил Мастера: что это. Тот попытался объяснить, но Грон, всю жизнь наблюдавший трехцветное, не меняющееся ни днем, ни ночью небо, толком ничего не понял, кроме того, что если подняться в космос, то там этого добра видимо-невидимо. А Мастер Элиот еще непонятно добавил: «Если звезды зажигаются, значит это кому-нибудь нужно».

Видать с песком, как с теми звездами: он тоже кому-то нужен. Не зря же каждую неделю из космопорта прибывали четыре грузовых флаера и забирали все до последней песчинки, освобождая хранилища для новых запасов.

Грон наблюдал за этим процессом с трепетом. Каждый раз, когда вереница тяжелых перегруженных машин тянулась от хранилищ к массивным воротам, внутри у него все замирало. Иногда ему даже хотелось бросить все к черту и рвануть с флаерами в космопорт, что обосновался на окраине планетарной столицы Арубус. Грон отвлекся от созерцания погрузочных процессов, стянул с головы шапочку и вытащил из-за отворота картинку. На изображении виднелись просторные дома, оживленные улицы — другая жизнь. Он видел столицу и космопорт только на картинках, у Мастера их было много. Одну Грон даже ухитрился стянуть. Хотя почему стянуть? Она валялась на полу, и он ее украдкой подобрал. Можно сказать: нашел.

Мир на этой картинке казался нереальным, словно вырванным из какой-то сказки. Впрочем, для Грона он и оставался сказкой. Парень знал другой Паладос с бесконечными песками, трехцветным небом и Дробилкой. О том, что однажды он отправится в столицу Паладоса и войдет в единственный на планете космический порт Лапус Хоул, Грон мог только мечтать. Но юноша понимал, что такие дальние путешествия не для него. Арубус находился на расстоянии трех тысяч километров, и самый дешевый билет туда стоил более сотни кредитов. Такую сумму Грон не заработал бы даже за две жизни.

Кроме того, в Распределительном Центре ему сказали, что ехать туда не стоит, поскольку делать там ему все равно нечего — работы не найти, зато неприятностей — сколько угодно. К тому же с самого рождения он был практически собственностью дробилки. Вся его жизнь была известна заранее на много лет вперед. Утром, после того, как колокол возвещал о начале дня, он покидал свой спальный куб и отправлялся на работу. В середине дня он уходил на перерыв, обедал, а после работы спешил в местный бар на кружечку пива, после чего возвращался домой и ложился спать. И все доступные ему радости заключались в картинке, спрятанной за отворотом шапочки и мечтах о столице и мирах за пределами Паладоса.

— Грон, — недовольный голос Мастера вернул юношу к реальности, — Сириусянский выкормыш! Где тебя носит?!!

Грон вспомнил, что отпросился по нужде. А Мастер сидит возле дробилки вместо него уже, наверное, с полчаса, пока он тут прохлаждается. Парень поспешно спрятал картинку, натянул шапочку и поспешил обратно. Неприятности ему не нужны, а они могут возникнуть у того, кто вместо работы следит за отгрузкой. И без того, жизнь не сахар. Паладос был миром суровым, и жизнь на нем была тяжелая и серая, хотя, когда-то, третья планета системы Сириуса, на которой родился Грон, хоть и находилась на задворках вселенной, была одним из немногих райских уголков. Сейчас уже никто и не вспомнит, кто и в честь чего или кого дал планете имя Паладос. Но достоверно известно, что раньше планету покрывали океаны и густые изумрудные леса. Здесь был яркий животный мир, включавший в себя значительную местную популяцию — очень артистичных морских созданий, обладавших интуитивным чувством обоняния. Но к несчастью для них на Паладосе еще находились и крупные месторождения черной руды — редкого и дорогого сырья используемого для строительства космических аппаратов. Именно этот немаловажный факт и погубил изумрудно-голубую планету.

Первыми разработкой месторождений занялись Зордиане. Вырубив леса, они построили на планете несколько городов, соорудили шахты. Красивости ландшафтов и природные заповедники уже никого не волновали, ведь речь шла о крупных доходах от добычи ископаемых. Несколько веков спустя в результате небольшой заварушки с Пархианцами, громко названной военным конфликтом, Зордиане потеряли планету. Новые хозяева не стали вкладываться в разработки, а просто продали планету со всеми потрохами людям. Человечество же по старой привычке постарались отобрать у планеты все, что можно, высосав из многострадального шарика все оставшиеся соки. В итоге Паладос лишилась не только содержимого недр, но и коренных жителей, которых люди благополучно продали все тем же Пархианцам в качестве деликатеса.

К тому времени, когда рудные месторождения истощились и хозяева перенесли свои предприятия в другое место, планета осталась пустой и безжизненной. Не было здесь больше ни растительности, ни исконных форм жизни, ни наземных водоемов. Бесподобная некогда по своей красоте планета мало что могла предложить случайным путешественникам. Все, что здесь осталось, — это немного грунтовой воды и разреженная, но пригодная для дыхания атмосфера, которую поддерживали два старых генератора, построенные около пятисот лет назад первыми поселенцами. Кроме этого здесь оставался старый космический порт и одна действующая шахта, где несчастные поселенцы вынуждены были драться из-за редких остатков черной руды, которую все еще можно было найти в глубоких туннелях подземных сооружений.

Те, кому выпало несчастье жить здесь, ненавидели родную планету. Грязный, потерянный на задворках вселенной Паладос не располагал к любви. Они ненавидели судьбу, ненавидели свою работу, но больше всего они ненавидели пришлых, явившихся сюда после них. К слову, таких искателей приключений было много. Слухи о черно-рудном Клондайке все еще гуляли по галактике и привлекали достаточное количество романтиков и неудачников, чьи мечты о тайных сокровищах и неоткрытых месторождениях могли рассеяться лишь в туннелях Шахты.

В этом смысле Грону повезло. В отличие от большинства паладонийцев, он не был приезжим. Он не проигрывал в карты свой обратный билет, не скрывался от властей. Грон родился на Паладосе и мог смело назвать себя местным жителем. Конечно, не коренным, а скорее потомком тех шахтеров, что прилетели на планету около трех веков назад. Как и другие жители Паладоса, Грон никогда не покидал родную планету. За всю свою сравнительно недолгую жизнь он ни разу не выходил даже за пределы Распределительного Центра.

К своим двадцати годам Грон уже прошел три этапа обучения. Через два года он мог стать первым подмастерьем Мастера Элиота. Эта должность лучше оплачивалась и давала возможность получить лучшее жилье. Может быть, даже комнату с отдельной ванной. От одной этой мысли Грона бросало в дрожь. О, собственная комната с отдельной ванной и, возможно, даже с кухонной стойкой. Эта мысль грела даже больше, чем мечты о космопорте.

Грон пытался представить себе новую обстановку, слепо глядя через маленькое круглое оконце. Вдали виднелись расплывчатые очертания гор Лироса, нависавшие над долиной и отбрасывавшие длинные тени на качающиеся дюны. Утреннее небо над ними оставалось неизменным, бледно-серым снизу, желто-красным в центре и темно-синим далеко наверху.

В этот момент колокол ударил второй раз. Рабочий день подошел к концу. Грон тряхнул головой и поспешил в общий транспортный туннель, который представлял собой трубу метров триста в диаметре. Обычно туннель выглядел довольно оживленным, во всяком случае, в те часы, когда в него попадал Грон. Так было и сейчас. Сотни рабочих, большинство из которых были такими же дробильщиками, заполняли автоматизированные тротуары, по которым можно было добраться сразу в несколько точек. Например, в Диспетчерский Центр — огромное сорокаэтажное здание. Эту серую махину можно было смело назвать сердцем всей Добычи. Именно туда по утрам приходили рабочие и шахтеры, и именно туда они возвращались по вечерам. Здесь же собирали песок и загружали его на транспортные суда.

Грон стоял на платформе, терпеливо ожидая небольшого просвета в потоке людей. Этот скучный ритуал повторялся изо дня в день и вряд ли мог порадовать какой-то неожиданностью. Высмотрев свободное место, парень впрыгнул на металлическую полосу. Та беззвучно потянула его вдоль вырезанных из цельного камня темно-красных зданий. Гладкая поверхность скучных построек практически не отражала свет. Вокруг высоких сооружений и между ними находились многочисленные транспортные пути, заполненные вездеходами, тяжелыми грузовиками и легкими подвесными плотами. Большинство машин были выкрашены в темно-синий цвет, отчего транспортные пути издали напоминали глубокий, хитро ветвящийся канал. Хотя у Грона такой ассоциации возникнуть не могло: каналов, тем более глубоких, он никогда не видел. Даже на картинках.

Зато он много раз видел маркировку, что мелькала на темно-синих бортах грузовиков и вездеходов. И если бы кто-то спросил, юноша легко мог рассказать, что эта картинка на темно-синем фоне — эмблема Клана Сюи Де Ман.

СДМК была влиятельнейшей группировкой техномагов. На Паладосе они появились около двадцати лет назад и поговаривали, что целью их визита было расследование необычных происшествий на Шахте. Однако эти странные люди отчего-то решили остаться здесь — если и не навсегда, то очень неопределенный срок. Во всяком случае, убираться восвояси они пока не собирались.

Выкупив у планетарных властей несколько заброшенных туннелей, люди Клана начали нанимать работников для проведения раскопок. Что именно они собрались раскапывать, можно было только догадываться. Всевозможных гипотез и слухов ходило множество: всякий предлагал свою версию, отчего Распределительный Центр зашелестел слухами — один невероятнее другого.

Чему верить Грон не знал, поэтому просто отмечал для себя новые факты. А факты были такими: следом за первой группой техномагов на Паладос прибыли еще шесть. Все они покупали участки заброшенных шахт и начинали собственные раскопки. В народе это поначалу вызывало раздражение. Но когда пришлые стали нанимать все больше людей, давая столь ценные рабочие места, народ потихоньку забыл о сомнениях. Жалобы постепенно прекратились, тем паче, что новые техномаги уже не приезжали. Зато слухи продолжали ползти.

 

— Эй, ты не слышала о братьях Ординус Прайм?

Грон повернул голову на голос. Женщина, что ехала позади него, обращалась, конечно, не к нему, а к одной из своих спутниц, но все какое-то развлечение: если не поговорить, так хоть послушать.

— Нет, — покачала головой вторая с веснушчатым носом.

Третья лишь молча дернула в сторону подбородком.

— Они обещали снова открыть туннель, — понизив голос, продолжила первая.

— Неужели?

Грон навострил уши.

— И где ты об этом узнала? — недоверчиво хмыкнула та, что до сих пор молчала.

— Прошлой ночью я была в столовой на третьем уровне...

— Я так и знала... — в голосе подруги добавилось скепсиса. — Снова эти глупые слухи.

— Зачем ты так говоришь?

Юноше показалось, что первая из приятельниц обиделась.

— Потому что из столовой на третьем уровне, — наставительно сообщила третья. — Никогда не выходит ничего путного, кроме сплетен.

— А что если это правда, — оживилась веснушчатая. — Что если маги снова откроют другой туннель? Может, мы хотя бы спросим, может, займем место в очереди... пока еще не поздно.

— Делай, что хочешь, — третья дама явно потеряла интерес к разговору. — Я не буду больше тратить время впустую, стоя в этих дурацких очередях. Что мне, заняться нечем?

— А что, есть чем?

— Представь себе: да, — третья гордо вздернула нос. — Я собираюсь подать заявление на административную должность в Сюи Де Ман Клан. Знаешь Анну Джульетту с нижнего уровня? Она по большому секрету шепнула мне, что в отделе надзора есть вакансия.

— А ты и уши развесила, — хихикнула та, что завела разговор. — Она тебе еще и не то шепнет.

— Ну, уж во всяком случае это не сплетни из столовки, — теперь насупилась третья. — Она сказала, что идет набор сотрудников.

— Да нужна ты им в администрации! Держи карман шире!

— Точно-точно, — поддержала веснушчатая подругу. — Техномаги никогда не берут нас, простолюдинов. Бояться испортить свой безупречный генофонд, если ты понимаешь, о чем я.

Грон отвернулся. Слушать бабскую перебранку — занятие скучное. Впрочем, спор скоро перешел на рассуждения о техномагах и тех, кто на них работает. Потом тетки принялись промывать косточки какой-то Луизе. Оказывается, та совсем стыд потеряла, спит с кем попало. Шутка ли, за пять лет сменить трех мужей и четырех любовников.

От таких подробностей Грону стало совсем тоскливо. Уж лучше бы обсуждали техномагов. Хотя он тыщу раз слышал про то, как те стали настоящими властителями Паладоса, но это хотя бы соответствовало истине.

Власть принадлежит тем, у кого есть кредиты, это Грон знал точно. И хотя Федерация назначила временного губернатора, но тот был гол, как сокол. Нет, конечно, денег у губернатора было больше, чем у Грона и трех теток вместе взятых, но все же недостаточно, а, следовательно, и власти практически никакой. У техномагов же, напротив, количество кредитов зашкаливало. И использовали они их на свое усмотрение, а не согласно бюджету. Например, они наняли собственную охрану, а в космическом порту у них был персональный док, который не вправе инспектировать даже губернатор. Сам Грон этого не видел, конечно, но так говорил Мастер Элиот, а ему верить можно.

 

Барышни все еще обсуждали несчастную беспутницу Луизу, когда тротуар обогнул массивную колонну из белого металла. Грон сиганул на неподвижную выложенную из камня платформу, что служила входом в Диспетчерский центр. Не останавливаясь, проскочил через большой круглый провал входа и поспешил к третьему терминалу, чтобы сдать свой дневной отчет о проделанной работе, хотя Грон и не понимал, зачем это нужно, ведь работа его была однообразной и скучной. О ней Грон частенько говорил: «Дело плевое — следить за лезвиями и ничего не делать». И эта характеристика в полной мере соответствовала действительности. Большую часть времени Грон просто стоял около большого выключателя и пристально наблюдал за возможными посторонними предметами в горной породе. Время от времени юноша останавливал лезвия и чистил их, просто потому, что ему было скучно. Изредка он ходил вдоль поточной линии и изучал куски породы. Вот и все, что он делал. Да еще слушал Мастера Элиота, который, в отличие от Грона, был всегда занят.

Старый рабочий Дробилки отвечал за все двенадцать этажей, на которых работали около трехсот человек и вдвое больше роботов. У него никогда не было и минуты отдыха. Стоило только Мастеру расслабиться, как на линии обязательно случалось что-то, требующее его вмешательства. И старик кричал, ругался на чем свет стоит и, проклиная свою судьбу и всех, кто встречался ему на пути, мчался исправлять случившуюся неприятность. А неприятности случались постоянно.

К счастью для Грона, у него никаких проблем с Мастером Элиотом не возникало. Лопасти всегда перемалывали горную породу, а песок всегда передавался на следующую станцию, которая была спрятана за металлической дверью. Но этим вечером ситуация изменилась. Не успел Грон подойти к терминалу, как за спиной прозвучал знакомый голос Мастера:

— И что это мы здесь делаем?

Грон вздрогнул и повернулся. Перед ним стоял Мастер Элиот, но никого другого рядом больше не оказалось.

— Я? — робко вымолвил Грон.

— Конечно ты, кто же еще?

— Я ...Я сдаю дневной отчет.

— Замечательно, а ты ничего не забыл?

— По-моему, нет.

— А, по-моему, да.

Грон тупо уставился на начальника.

— Сколько часов сегодня ты провел на рабочем месте?

— Десять.

— Нет, не десять, — возразил Мастер Элиот, — а восемь с половиной. Остальное время ты шатался без дела между уровнями.

— Да? — Искренни удивился Грон.

— Да. И это значит, что ты задолжал Дробилке еще один час и тридцать минут.

— Что же мне теперь делать?

— Что делать, что делать, — рявкнул старый рабочий, — возвращаться на свое рабочее место — вот что делать.

Грон спорить не стал. Он отшатнулся от терминала и поспешил обратно к общему транспортному туннелю.

 

Ухнуло. Очередная глыба с грохотом шваркнулась на металлическую ленту транспортера. Грон поерзал. Стул, на котором он сидел, был жесткий и неудобный. Но работать стоя, когда есть возможность сесть, не хотелось.

Конвейер медленно потянул свою нелегкую ношу к огромным лезвиям. Ножи, повинуясь заложенной программе, резко упали вниз. Комнатушку окатило глухим треском. Лезвия врезались в глыбу с такой силой, что та раскололась, словно орех, по которому зачем-то ударили кузнечным молотом.

Парень протяжно зевнул, широко раззявив рот. Весь этот процесс он наблюдал несчетное количество раз. Конвейер монотонно с прилежностью школяра повторял свою работу. Неровного размера куски проехали остаток ленты и свалились на другой транспортер. Тот поволок их к лезвиям поменьше. Снова грохнуло, немного тоньше и тише. Осколки глыбы разлетелись на еще более мелкие кусочки. И так повторялось снова и снова — до тех пор, пока горная порода не превратилась в песок. Лента дотянула песчаную горку до стены, и готовый продукт исчез в открывшемся на дальней стене отверстии. Как только песок оказался по ту сторону стены, дверцы снова закрылись. Когда-то давно, в первые дни работы здесь, Грон пытался подловить момент и подглядеть, что происходит с песком за стеной. Он промучился с этим довольно долго, пока, наконец, не понял: конвейер устроен таким образом, что заглянуть в соседнее помещение невозможно.

Он снова поерзал. Сидеть было особенно неудобно. Бросив наблюдать за глыбой, которая один черт никуда не денется, Грон слез, чтобы поправить сиденье. Машина всего лишь на мгновенье выпала из поля зрения, потому сказать, что произошло в следующий момент, он не смог даже под пыткой.

Но вместо привычного треска почему-то раздался мерзкий с присвистом скрежет. Следом за ним комнату наполнил звук ломающегося металла, откуда-то сверху вырвался столб пара. Грон отшатнулся, и это спасло ему жизнь. Два огромных лезвия пролетели над головой парня и впились в стену и в дверь, перекрыв пути к отступлению.

Мысли в голове смешались. Ноги предательски затряслись, и напуганный парень грохнулся на пол. Струи пара ударили с новой силой, а от страшного скрежета нестерпимо захотелось вскочить и бежать сломя голову. Но бежать было некуда, и Грон сжался, обхватив голову руками и зажмурив глаза.

Посмотреть, что происходит вокруг, юноша решился только тогда, когда прекратился скрип и затихло металлическое эхо. Впрочем, он все равно ничего не увидел. Вокруг клубился пар, оседая густым туманом и разглядеть хоть что-то за этой молочно-белой пеленой было невозможно.

Парень поднялся и нащупал еще пять минут назад казавшийся неудобным стул. Мысли скакали в голове, как напуганная шпана, и уцепить хоть одну из них не представлялось возможным. Грон зачем-то уселся на сидение и ошалело вытаращился туда, куда обязан был смотреть по долгу работы.

Сквозь оседающий туман начали проступать корявые черные тени. Когда пар почти рассеялся, стала понятна причина аварии. На ленте конвейера, прямо под барабаном, среди кусков разбитой горной породы Грон разглядел пыльную железяку.

— Ух, ничего себе, — пробормотал Грон.

Он подался вперед, но со стула не слез. В общем, это и не требовалось, все и так было видно как на ладони. Железяку зажало между лентой транспортера и барабаном, а ее края находились как раз под сломанными лезвиями. Должно быть, эта штуковина была спрятана внутри глыбы. Выходит, его вины в аварии нет. Вот только как это объяснить Мастеру. Парень повернулся, глянул на торчащие из стены сорванные лезвия и пришел к выводу, что гнев старика Элиота ему уже не так страшен.

Первое потрясение прошло, и он, наконец, рискнул слезть со стула и подойти ближе. Железяка была довольно внушительных размеров и имела форму куба. К своему удивлению парень заметил, что лезвия барабана совершенно не повредили гладкие металлические грани куба. Остатки страха мгновенно улетучились, уступив место здоровому любопытству. Грон наклонился вперед и провел рукавом по пыльной поверхности металла.

Сперва он увидел собственное отражение и подивился тому, что железка может так идеально отражать. Но тут же углядел новую причину для удивления: грани куба были испещрены тонкими резными линиями. Линии эти проходили по середине каждой стороны куба, образовывая в центре грани маленький круг.

Горн провел ладонью по металлическим бокам. Круги на гранях, казалось, имели другую, чуть отличную фактуру. И блеск их был тусклее, если приглядеться, а временами и вовсе исчезал.

Из коридора донеслись громогласные проклятия и знакомая брань. С той стороны переклиненной, изуродованной двери послышались удары. Грон обрадовано подскочил к двери, позвал:

— Мастер Элиот!! Я здесь!

— Грон? — голос старого ворчуна дрогнул, или юноше это показалось. — Ты живой? Что с тобой?

— Все в порядке, — отозвался он. — Но я не могу выйти.

— Сейчас что-нибудь придумаем, — голос Мастера зазвучал увереннее. — Отойди-ка пока от двери.

Юноша кивнул и повернулся к убитому конвейеру. Что-то привлекло его внимание. Краем глаза он заметил едва различимый отсвет. Словно солнечный зайчик скользнул вдоль одной из линий на кубе и исчез. Парень, не сводя глаз с загадочной железяки, двинулся к кубу. Свет мелькнул снова. Теперь отчетливо было видно, что он имел желтоватый оттенок, не слишком яркий и не слишком тусклый.

Грон медленно протянул вперед руку и коснулся пальцем края куба. На этот раз металл оказался холодным, гладким и... мягким. Юноша надавил двумя пальцами на поверхность куба. И пальцы легко погрузились в, казалось, непроницаемый металл. Грон попытался отстранить руку, но ничего не вышло. Наоборот, пальцы уходили все глубже и глубже в куб. Парень дернул сильнее — ничего. Вскоре уже вся кисть исчезла в недрах куба.

Страх перехватил горло, липкой мокрой струйкой пота побежал по спине. Захотелось закричать, но из глотки выполз только сдавленный хрип. Он снова и снова пытался вытащить руку, но тем самым только ухудшил дело. Рука ушла внутрь железяки по самое предплечье.

— Аааа!! — закричал он что есть силы, но губы онемели, горло перехватило, и вместо крика вышел лишь легкий стон.

Холод металла ожег локоть.

— Мама, — чуть не плача прошептал Грон.

Он извернулся, в последний раз попытавшись вырвать руку из плена, но что-то внутри куба укусило его. Все тело пронзила острая боль, от которой потемнело в глазах. Перехватило дыхание, и юноша с ужасом понял, что не может вдохнуть.

— Парень, — донеслось из коридора. — Отойди от двери. Сейчас я тебя выпущу.

Грон не смог бы ответить, даже если бы захотел. Тело рвало болью, грудь нещадно давило, словно сверху навалилась огромная туша. Дышать было невозможно. В глазах потемнело. В какую-то секунду ему показалось, что сейчас его расплющит. Мысленно он уже приготовился умереть.

От двери грохнуло и в тот же момент, словно что-то щелкнуло внутри. Давить перестало, в легкие рванул воздух. Грон закашлялся. Тело пронзила новая вспышка боли. Он изогнулся и, наконец, закричал. Страшно, дико, как не кричал никогда в жизни.

В глазах сделалось совсем темно, и он вывалился из реальности.

 

Когда темнота отступила, Грон едва сдержался от вскрика. Перед глазами все плыло, в ушах гулко звенело. Первое, что он увидел, было лицо Мастера Элиота. Старик склонился над ним, что-то говорил, суетился. Но из-за проклятого звона в ушах Грон ничего не слышал, но поймал себя на том, что его раздражает Мастер Элиот. Юноша почувствовал, как внутри закипает ярость. Чувство было новое, незнакомое, словно кто-то взял и вложил в Грона росток агрессии.

Парень позволил себя усадить. В голове творилось что-то несуразное. В ушах по-прежнему стоял перезвон, будто тот, кто дважды в день звонит в колокол, свихнулся и принялся долдонить почем зря без остановки. Грон тряхнул головой и уставился на старика. Он уже мог слашать причитания Мастера, но этот голос отчего-то жутко раздражал Грона. Еще больше злила старческая физиономия с участливым выражением.

Он вдруг понял, что ненавидит Мастера Элиота. Ненавидит его всклокоченные волосы, его голос, его полное тело, его лицо. Ненавидит каждую черточку на этой мерзкой роже. Неизвестно откуда взявшаяся ненависть была слишком велика, чтобы уместиться в одном человеке, и Грон дал ей выход.

Рука его по-прежнему находилась внутри куба. Веса железяки он не заметил. Куб легко взлетел вверх и стремительно рухнул вниз. Недоумение на участливом лице Мастера Элиота быстро сменилось отвратительной гримасой боли. От размозженного виска вниз побежали темные густые струйки крови.

Старик покачнулся и рухнул на пол. В последний миг своей жизни, разрываясь между непониманием и болью, он почувствовал, как кто-то или что-то проникло к нему в брюхо. От нахлынувшей боли захотелось кричать. Но закричать старик не успел, смерть оказалась проворнее старого рабочего.

 

Глава 2

Стыковочный пункт Нью-Детройта, космической базы в системе Гермеса, переливался сотнями мигающих красных и желтых огней. Вычурная разметка. Как будто пилоты космических аппаратов такие идиоты, что не попадут в стыковочный шлюз без всех этих мигалок. Если б так было на самом деле, то космолетные школы следовало бы позакрывать, а преподавателей скопом выгнать на пенсию.

Громоздкий устаревший транспортник «Венус-Аксус 2033-22» сделал легкий крен вправо и поравнялся со стыковочным шлюзом. Автоматика начала стыковку, скрежетнули металлические тиски захватов, старый корабль содрогнулся.

От жесткой стыковки нутро транспортника задрожало. Брат Габриель недовольно поморщился и приоткрыл левый глаз. Маленькие бортовые часы на спинке переднего сиденья показывали, что он проспал без малого пять часов. Но отдохнувшим Габриель себя все равно не чувствовал.

В раскалывающейся голове стучало, словно кто-то пока он спал, вытащил из черепушки содержимое и подселил туда десяток дровосеков. Тело затекло от слишком долгого сидения в неудобном кресле и все ныло.

Брат Габриель открыл глаза и с хрустом повертел затекшей шеей. Заспано огляделся. Внутри переполненного душного салона ничего нового не обнаружилось. Три ряда таких же неудобных, узких ложементов. Разношерстные пассажиры: люди, пришельцы, парни похожие на роботов — все они, казалось, пристально смотрят на монитор перед собой.

Он перевел взгляд на монитор и поморщился. Предполагалось, что на экране должно отображаться происходящее снаружи. Вместо этого зрителям предлагалась раздражающая неподвижная картинка. Именно эти «фотообои» на экране еще в самом начале полета навели на мысль, что лучше спать, чем коротать время за разговорами.

Выматывающая головная боль не отпускала. Напротив, еще больше усилилась, хотя, казалось бы, куда уж больнее. В висках нещадно барабанило, и он снова закрыл глаза. «Отвлечься», — продралось в голове сквозь помехи античеловеческой дроби. Надо отвлечься и попытаться опять заснуть.

— Почти прибыли, — знакомый высокий голос заставил снова открыть глаза и посмотреть вниз.

Первой мыслью, прорвавшейся сквозь полудрему, было послать говорливого соседа куда подальше, но рядом сидел невысокий пришелец с голубой кожей, Спут. А этого посылай не посылай, все равно не уйдет. Спут, кажется, самое надоедливое создание во Вселенной, фиксировал все, что делал Брат Габриель по пути на Нью-Детройт. Это не просто входило в обязанности навязанного попутчика, но, судя по всему, было смыслом его жизни.

Габриель зевнул и с хрустом потянулся, подумав, что разработчик этого кресла вряд ли слышал когда-то о комфорте. Спут пристально глядел на монитор, лихорадочно потирая руки, если быть точным, первую пару рук. Габриель перехватил его взгляд, проследил за направлением.

Статическая картинка на экране запрыгала. В центре появилось расплывчатое изображение приближающегося космического дока. Сначала было видно лишь несколько ярких точек, издали похожих на звезды, но вскоре картина прояснилась. Проявились очертания быстро увеличивающегося в размерах металлического отверстия.

— Приготовься, — сообщил своим противным фальцетом Спут, когда изображение дока заполнило весь экран. — Посадка будет жесткой.

Габриель молча покосился на попутчика. Тот, кажется, только этого и ждал.

— Знаю, знаю, — поспешно залопотал Спут. — Ты скажешь: «Они говорили, что посадка будет мягкой». Да, говорили. Просто это неправда. Я вообще не понимаю, как можно обещать мягкую посадку тому, кто вынужден лететь D-классом на планетарном грузовом судне под названием «Рино». Между прочим, эту модель сняли с производства лет сто назад, если не больше. Представляешь, каково это? По всем межпланетным нормам эту таратайку должны были демонтировать лет двадцать тому назад, а она все летает. Куда смотрят службы технического надзора!

Голову продолжала рвать боль. Но заткнуть инопланетянина, если тот начал говорить, было невозможно.

— Если хочешь знать, — вновь застрекотал Спут. — Сто лет — это приличный срок для корабля. Для любого корабля. Говорят, что сила трения в космическом пространстве минимальная, и потребуются сотни лет, чтобы стерлась обшивка, но все равно... сто лет — это очень много времени, почти целая эпоха. Ты не согласен?

Брат Габриель искоса взглянул на собеседника. Не то, чтобы он был в корне не согласен с инопланетным занудой, просто скрип под днищем становился все громче, а головная боль — в разы сильнее.

— Вижу, что у тебя болит голова, — словно прочитал его мысли Спут. — У меня тоже болит. Но это естественная реакция. У всех здесь болит голова. Любой, кто летит на «Рино», а особенно те, кто делают это впервые, страдают жуткой мигренью.

Габриель прикрыл глаза, но легче не стало.

— Это недостаток дизайна, — не унимался говорливый попутчик. — Видишь ли, изначально Зордиане спроектировали «Рино» как грузовой транспорт. Потом, когда начались Пограничные Войны, они быстро перемонтировали транспортер в корабль для перевозки войск. К сожалению, основная забота инженеров заключалась в том, чтобы обеспечить личному составу безопасность. О комфорте ни у кого голова не болела.

При упоминании о головной боли Брат Габриель поморщился. От внимания наблюдательного инопланетянина это не укрылось.

— Извини, — вставил тот и продолжил: — Поэтому конструкторы были вынуждены отказаться от некоторых важных деталей, таких как стабилизаторы кресел и поглотители шума. Именно отсутствие этих элементов конструкции и вызывает у пассажиров сильную головную боль. Ты, конечно спросишь: «Зачем понадобилось использовать эти аппараты в мирное время для пассажирских перевозок?». Я отвечу...

Так как ответ на этот вопрос волновал священника сейчас меньше всего, он вяло взмахнул рукой, умоляя Спута заткнуться. Маленький пришелец послушно смолк на полуслове и уставился на Габриеля, будто чего-то ждал. Тот, не открывая глаз, откинулся назад и положил голову на подголовник. Оттого, что Спут прекратил свое энциклопедическое бормотание, тише в салоне не стало, но все же полегчало, и снова появилось желание уснуть.

Но не вышло.

В заднем отсеке что-то с грохотом упало. В салоне поднялась суета. Габриель подскочил, растеряв остатки дремотного состояния, попытался посмотреть, целы ли его вещи, но тряска усилилась. Пальцы сами собой стиснули подлокотники. Он попытался помянуть добрым словом звездолеты «Рино», но чуть не прикусил язык и благоразумно стиснул зубы.

Перед глазами все прыгало, словно изображение было не реальным, а транслировалось на экран с сильными помехами. Потом тряска резко прекратилась, и по ушам ударило шипение, словно со всех сторон разом наступили на хвосты паре тысяч змей.

— Ха, я ж тебе говорил, что посадка будет жесткой, — заявил Спут, как только все стихло.

Габриель посмотрел на попутчика. Тот выглядел довольно бодро, если не считать врожденной синюшности. Создавалось впечатление, что о собственной головной боли пришелец помянул разве что для поддержания разговора.

Не утруждая себя ответом, Брат Габриель посмотрел на монитор. Там, где раньше виднелись груды металла, теперь отобразился космический док, где было много людей, кораблей и, возможно, шума.

От одной мысли о шуме стало совсем невмоготу. Тяжко вздохнув, он расстегнул привязные ремни, вытащил из-под сиденья сумку и поднялся, готовясь к неминуемому выходу. Спут проделал то же самое. Габриель покосился на попутчика. В отличие от сумки священника, баул мелкого инопланетянина выглядел раза в три больше. По опыту Габриель знал, что весит этот «узелок с пожитками» тоже раза в три, если не в четыре, больше. Как тщедушному Спуту удается управляться с такой тяжестью, оставалось загадкой.

Спут с легкостью забросил баул за спину и замер, ожидая, когда Габриель двинется к выходу. Но очередь впереди двигалась медленно.

Чтобы выйти из «Рино», потребовалось более двадцати минут. Но на этом мытарства не кончились. Пропускной станцией здесь служила большая, но одинокая будка, очередь к которой тянулась чуть ли не через весь док.

Перед будкой стояли всего два служащих: активный представитель таможни и хмурый офицер безопасности. Они проверяли документы и багаж, а также проводили биосканирование, как того требовали Правила Безопасности Федерации. Стояние в новой очереди обещало быть долгим.

 

— Ух ты, посмотри-ка! — опять услышал он голос Спута. — Невероятно, просто невероятно! Эта база существует почти двести пятьдесят лет и все еще действует!

В самом деле, было бы наивно предположить, что мелкий инопланетянин может так просто замолчать.

— Двести пятьдесят лет? — уныло отозвался Габриель. Новость оптимизма не внушала. Нью-Детройт находился весьма далеко от ближайших населенных планет. И случись вдруг что...

— Да, — ворвался в мысли восторженный фальцет Спута. — Ее построили в Эпоху Первой Экспансии.

— Хм... Нью-Детройт, — Габриель попробовал название на вкус. — Смешно звучит.

— А знаешь, почему это место так называется?

Понимая, Спут не ждет от него ответа, Габриель лишь пожал плечами.

— Я вот тоже не знал, — гордо заявил Спут. — Готов спорить, что даже те, кто здесь работают, не знают. Оказывается, это место было названо в честь древнего человеческого города. Был такой, назывался Детройт.

— Да? — Спут явно ждал реакции на свое сенсационное изречение и Габриель решил поощрить попутчика. Почему бы нет? Тому приятно, а ему это ничего не стоит.

— Да, — инопланетянин аж надулся, гордый за свои познаний. — Хочешь верь, хочешь нет. Был такой человеческий город Детройт и находился он где-то в пределах Солнечной системы. Не знаю точно, где именно: на Марсе, Земле или Луне, но он славился производством различных машин.

— Каких машин?

— К сожалению, этого мне выяснить не удалось. Все учетные записи того времени, с которыми я имел дело, не имеют четких сведений по этому вопросу. Я лишь узнал, что были какие-то машины. А так как здесь, на Нью-Детройте, тоже производят машинное оборудование для строительства жилых планетарных корпусов, и основателями этого места были люди с Земли, то они назвали его Нью-Детройт.

— Просто ошеломляюще, — язвительно пробормотал Габриель.

 

В отличие от вселенной, числового ряда и других штук, конечность которых спорна, очередь свой конец имела. Не прошло и часа, как он дождался приглашения в будку с биосканером.

Процедура была недолгой и внешне безболезненной, но Габриеля все равно раздражал красный мигающий свет и свистящий звук, сопутствующие процессу биосканирования. Было во всем этом что-то неестественное, холодное.

На выходе из будки раздраженный Брат Габриель нос к носу столкнулся с офицером безопасности. Он попытался обогнуть блюстителя порядка, но тот явно имел виды на священника.

— Габриель Кшиштовски? — офицер взял под козырек.

— Да? — Габриель остановился. Чтобы к священнику его сана кто-то обратился по фамилии, должно было случиться что-то экстраординарное. В противном случае офицер безопасности просто никогда бы его фамилии не узнал.

— Пожалуйста, пройдемте со мной, — деловито пригласил офицер.

— Зачем?

В голове завертелись догадки.

— Пожалуйста, пройдемте, — уже как-то просительно повторил офицер.

— Если это касается моего оборудования, — ровным тоном продолжил Габриель. — То у меня есть разрешение.

Чтобы не быть голословным, он вытащил бирку, прикрепленную к пальто, и показал ее офицеру:

— Я — священник, следователь Церкви Света. Меня попросили сюда приехать.

Несчастный офицер сделался совсем потерянным.

— Сэр, я знаю, кто вы, — помявшись, пробормотал он.

— Ну, если вы знаете, кто я, почему вы меня задерживаете?

— О, нет, сэр, я не задерживаю вас, — торопливо принялся объяснять офицер. — Просто для вас есть сообщение с Земли.

— Какое сообщение?

— Я не знаю, сэр. Так вы идете со мной?

Габриель оглянулся назад. Спут дернулся было за ним, но другой представитель власти остановил говорливого попутчика. Большая сумка маленького инопланетянина не могла не заинтересовать таможню, кого бы этот инопланетянин не сопровождал.

Улыбнувшись, Брат Габриель кивнул и пошел за офицером.

 

Маленькая комната была буквально набита всяческим оборудованием. Со стен смотрели экраны мониторов, на столах стояли какие-то приборы, безумным многоцветием мигали датчики и лампочки. Среди всего этого технического безобразия сидели три офицера и о чем-то тихо переговаривались. Все трое были людьми.

Увидев входящего священника Церкви Света, офицеры замолчали и уставились на него с нескрываемым интересом. Габриель тоже остановился в молчании. Немая сцена продолжалась, пока один из троих не сообразил, что это становится неприличным.

— Сюда, сэр, — поднялся молодой офицер и указал Брату Габриелю на маленькую контрольную станцию в дальнем конце комнаты.

Экран монитора казался мертвее мертвого, но стоило только священнику вступить на платформу, как монитор вспыхнул мерцающим изображением. На экране высветилась официальная печать Церкви, а ниже виднелся набор странных символов. Простому смертному эти знаки могли показаться полной ахинеей, но только не Габриелю. Это был текст, а именно зашифрованная просьба связаться со штаб-квартирой на Земле.

Габриель скопировал символы на свой коммуникатор и отошел от монитора.

— Как отсюда можно связаться с Землей? — сухо спросил он молодого офицера.

— Сюда, сэр, — ответил тот. Он, видимо, соображал быстрее своих коллег. Габриель шагнул к странного вида ящику со множеством маленьких экранов и кнопок.

Кнопок было чересчур много. Габриель вопросительно взглянул на молодого.

— Просто подключите свой коммуникатор, — объяснил офицер и отошел в сторону.

Габриель последовал совету и вскоре с одного из экранов раздался низкий жужжащий звук. Часть комнаты осветилась, а карманный компьютер Габриеля заморгал, словно новогодняя гирлянда. Через мгновение на экранчике коммуникатора появилось изображение. Старое бородатое человеческое лицо показалось смутно знакомым.

— В чем дело? — спросил Габриель с легким раздражением.

— Брат Габриель, — голос бородатого звучал с помехами и легким металлическим оттенком. — У нас тут ситуация... в системе Сириуса...

Звук заикался, изображение то и дело пропадало.

— Что за ситуация? — спросил Брат Габриель, не отрывая взора от монитора.

— Сейчас, — бородатый опустил глаза, явно переключив внимание на что-то Габриелю не видимое. Секунд через тридцать экран замелькал переключающимися изображениями.

На первых пяти картинках в самых отвратительных подробностях были представлены изувеченные трупы. Люди на картинках умерли явно не своей смертью. Сперва Габриелю показалось, что это одно и то же убийство, но вскоре он понял, что преступления разные. Любого невоцерковленного человека от этого зрелища вывернуло бы наизнанку. Все убийства явно имели ритуальный характер. С этим можно было спорить, но символы и знаки возле трупов не оставляли сомнений. Эту символику Габриель видел слишком часто, чтобы усомниться.

— По всей видимости, — продолжил голос за кадром. — Мы имеем дело с одержимостью.

— Вижу, — хмуро отозвался Габриель. Он неожиданно поймал себя на том, что голова больше не болит, но головной боли от этого не убавилось. — А вы уверены, что это не какая-нибудь подделка? Может, какой-то маньяк, пытающийся замести следы, имитируя одержимость?

Бородатый не ответил. Вместо этого возникла новая серия изображений. На экране замелькали картинки с кирпичными стенами, металлическими покрытиями, деревянными перекрытиями. Поверхности были разными, объединяло их только одно — нанесенные на них символы и надписи. Символика была странноватой и довольно сложной.

Габриель молча смотрел на экран, впитывая каждую закорючку, внимательно изучая каждый штришок. Наконец сосредоточенное лицо его немного расслабилось:

— Призрак, — кивнул Габриель невидимому собеседнику.

— Похоже на то, — на экране снова появилась бородатая физиономия. — Все это мы получили прошлой ночью с Паладоса. Местные власти просят помощи. Думаю, мы обязаны оказать им помощь, — бородатый замялся и добавил, опустив глаза: — Ты должен им помочь.

— Я не могу, — Габриель помотал головой. — Боюсь, я застрял здесь надолго.

— Где? На Нью-Детройте? Брось. Вернешься туда позже.

— Мы уже получили деньги, — напомнил Габриель.

Бородатый нахмурился, лицо его приобрело задумчивое выражение:

— Когда ты планируешь закончить? — спросил он наконец.

— Кто ж его знает? — Габриель передернул плечами. — Я только что сюда прилетел и ничего пока не узнал. А по оценке тех материалов, что мне предоставили на Земле, сказать сложно. Может, уйдет несколько часов, а может и целая неделя.

— Очень жаль, брат Габриель, — собеседник задумчиво потеребил бороду, отчего та сделалась похожей на метелку. — Но ты находишься ближе всех к месту происшествия.

— А федеральные власти? — предложил Габриель. — Они разве не справятся с этим до моего прибытия?

— У федеральных властей ответ всегда один: карантин и планетарная зачистка, поэтому нам нужно успеть провести расследование прежде, чем они направят туда войска, — в голосе бородача звучала досада.

Габриель нахмурился, подумал, и спросил:

— Что еще известно по этому делу?

— На Паладосе много техномагов, — с готовностью отозвался собеседник с экрана.

— Как они комментируют ситуацию?

— Никак. Они отказываются что-либо говорить.

— Что значит, отказываются? — не понял Габриель. — Они обязаны предоставлять информацию по первому требованию.

— Мы это понимаем, — собеседник снова запустил пятерню в бороду. — Но они уперлись. Сообщили, что говорить будут только со священником-следователем.

— И что, туда нельзя послать кого-то другого?

— Кого? Ни одного СС на месте нет.

— А брат Арис?

— Брат Арис и брат Бора все еще не найдены после того скачка напряжения на Слите-9.

— Брат Зора?

— У него задание в системе Пегаса.

— Брат Лас? — не сдавался Габриель.

— Бета-28.

— Андрей?

— Альфа Прайм.

— Хлос? Луис Ле Верди? Должен же быть хоть кто-то!

— Да, — не удержался от ехидности бородатый. — У нас много администраторов и техников. А следователей нет.

— Вообще ни одного?

— Ну, есть еще один брат, — протянул бородатый и замолчал.

Что-то в этом молчании не понравилось Габриелю.

— Кто? — поторопил он.

— Исаак, брат Габриель, — промычал бородач. — Это брат Исаак.

— Ты что, серьезно? — опешил Габриель. — Нет, ну должен же быть кто-нибудь еще.

— Боюсь, что в данный момент есть только Исаак, — покачал головой бородатый.

Габриель задумался. Ситуация, судя по всему, складывалась хуже некуда. Но если пустить туда брата Исаака...

— Как думаешь, — спросил он в монитор. — Насколько серьезно это дело... Ну, на Паладосе?

— Как я уже сказал, — с достоинством отозвался бородатый. — Мы этого не знаем. Техномаги если и знают, то молчат. Федералы ждут не дождутся начать военную операцию, чтоб им было очень хорошо!

— Похоже, выбора у нас нет, — решился Габриель. — Посылайте Исаака. Но для начала позаботьтесь о том, чтобы техномаги сами хоть чуть-чуть пошевелились. Было бы неплохо, если бы они вообще провели большую часть расследования сами. Уж лучше они, чем Исаак.

— Уверен? — оживился бородатый.

— Да. Если это случай одержимости, нельзя допустить распространения заразы. Впрочем, не мне тебе объяснять. Поэтому посылайте Исаака.

— Может возникнуть еще одна проблема... Отправить Исаака немедленно не получится. Есть трудности.

— Не важно, — отмахнулся Габриель. — Лучше поздно, чем никогда. На карту поставлена наша репутация. Если мы откажемся от расследования, местные могут усомниться в наших возможностях. Слухи по галактике разносятся быстро, и ты прекрасно знаешь, к чему могут привести сомнения.

— Да, брат Габриель.

Габриель ухмыльнулся. Собеседник с Земли еще что-то сказал, но помехи были слишком сильными. Затем все погасло. Священник посмотрел на офицера безопасности.

— Старое оборудование, сэр, — поспешно объяснил тот. — Иногда сигнал пропадает на несколько часов.

Габриель кивнул и задумчиво побрел к выходу. В дверях он чуть замешкался, словно вспомнил что-то, повернулся к хозяевам комнаты:

— Спасибо.

— Не за что, сэр, — козырнул молодой. — Всегда к вашим услугам.

 

Спут уже ждал его, сидя на чемоданах в прямом смысле этого слова.

— Все в порядке? — пришелец выглядел озабоченным.

— Да, — коротко бросил Габриель, не останавливаясь. — Идем.

Синюшный инопланетянин спрыгнул со своего баула и с неимоверной скоростью забросил его за спину. Со стороны могло показаться, будто пришелец и его поклажа просто перекатились, поменявшись местами. Габриель подивился бы такой прыти, но был слишком погружен в собственные мысли. Спут засеменил следом за священником в конец новой очереди, что вела к выходу.

 

Глава 3

Шума и суеты здесь было больше, чем в доке. Отойдя в сторону, чтобы его не снесло потоком транспорта, Габриель снова вынул коммуникатор. Перед глазами возник план станции. Карантинная часть, которую он должен был обследовать, находилась двумя уровнями ниже.

Значит, сначала придется пройти немалое расстояние до лифтов, потом дождаться своей очереди, после спуститься на два пролета вниз, а затем по пешеходной дорожке пройти к контрольно-пропускному пункту. Он тяжело вздохнул, убрал коммуникатор и закинул сумку на плечо.

Потребовалось более часа, чтобы добраться до «карантинки». Движение было безумным. Толкотня на транспортах доводила до исступления. И если б на месте брата Габриеля оказался иной, менее выдержанный, брат, то наверняка уже опустился бы до сквернословия. Габриель себе такого грешка не позволял. Во всяком случае вслух. А Спут и теперь, казалось, был всем доволен.

Габриель повернулся к попутчику и улыбнулся. Синюшный инопланетчик выглядел под своим баулом забавно. Переваливался с конечности на конечность, как гусь. Он так засмотрелся на своего спутника, что чуть не налетел на дверь. Впрочем, дверью это назвать было трудно. Массивная, покрытая металлом стена десятиметровой ширины преграждала проход. По всей видимости, дверь была построена недавно. Поперек этой махины белой краской были выведены две надписи. Первая гласила «Стоп!», вторая — «Карантин».

— Не очень хорошо, — пробормотал Габриель.

За металлической воротиной он отметил троих вооруженных субъектов в темно-синей униформе. Те стояли возле двери, ведущей в соседнее здание. Двое были дарзини, а один — человек. Габриель еще раз сверился с картой и направился к охранникам. В это же самое время один из дарзини оторвался от группы и преградил проход.

— Стой, человек! — голос его прозвучал зловеще-шипяще.

Дарзини, огромные рептилии, не пользовались универсальными переводчиками, сами легко осваивали человеческую речь, но от свистяще-шипящего акцента избавиться не могли, как ни старались.

— Никому нельзя входить. Карантин, — охранник указал на надпись.

Габриель приближался, не собираясь останавливаться или разворачиваться.

— Эй, нет входа! — засвистел солдат, посчитав, видимо, что священник не услышал его в первый раз.

— Да, — добавил второй дарзини. — Поворачивай и уходи отсюда, человек.

Чтобы придать вес словам, охранник взял наизготовку оружие. Двое других последовали его примеру.

— Спокойно, парни.

Габриель приблизился еще на пару шагов, поставил на землю сумку и расстегнул пальто. На черном пиджаке был отчетливо виден стальной амулет. Надо было быть слепым, чтобы с такого расстояния не разглядеть символику, и слабоумным, чтобы не понять значения трех окруженных пламенем звезд и надписи: Голас Вра Дроми.

Судя по выражению лиц, охрана слабым зрением и скудным умом не отличалась. Они опустили оружие, отступили назад и постучали в дверь. Ровная поверхность дала трещину. На высоте пары метров появился динамик.

— В чем дело? — спросил грубый голос.

— Он здесь, — коротко ответил охранник.

— Кто? — не понял тот.

— Священник, — прошипел страж.

Возникла пауза. Габриель повернулся в сторону двери и поднял голову, посмотрев туда, где по его прикидкам должна была находиться древняя, как все здесь, камера наружного наблюдения. Тотчас же щелкнули замки, и дверь открылась. Навстречу Габриелю вышел другой человек, судя по нашивкам, рангом на порядок постарше.

— Вы рано, — сказал человек.

— Поверьте, это не нарочно, — улыбнулся Габриель и мельком глянул на Спута, который по-прежнему тенью маячил за спиной. — Просто кое-кто настоял на том, чтобы мы отправились рейсом через систему Орио.

— Зачем? — не понял мужчина.

— Вроде бы есть комета, которая пролетает в этой части вселенной каждую тысячу лет, — непонятно объяснил Габриель.

— Комета?

— Да, — вмешался Спут. — Ха-Джо-Ван Рэй, огромная малоизвестная комета. Считается, что она приносит удачу всем, кто ее увидит. Мы просто обязаны были увидеть ее. Ведь нельзя же упустить такую возможность, согласитесь.

— А вы кто? — начальник стал еще серьезнее.

— О, прошу прощения, — затрещал Спут. — Где мои манеры? Я — 100 градусов по Цельсию.

— 100 градусов чего? — на непроницаемом лице мелькнула тень удивления.

— 100 градусов по Цельсию, — повторил Габриель. — Его так зовут.

— Что это за имя?

— Имя Спута, отправленного на задание к людям, — пояснил Спут. -

Мужчина перевел взгляд полный немого вопроса на Габриеля, но священник лишь пожал плечами.

— Видите ли, наши родные имена очень сложные, и мало кому из не-Спутов удается их произнести, и, тем более, написать, поэтому для упрощения нашего общения с другими расами, на время выполнения задания, мы выбираем себе новые имена, в зависимости от миссии и типа информации, которую мы собираем.

— Допустим, — перебил начальник. — Но почему 100 градусов по Цельсию?

— О, потому что для людей это имеет большое значение. Ни один человек не сможет забыть такое имя.

— Но почему 100 градусов? — начальник охраны растерял последние остатки своей непроницаемости.

— Послушайте, сделайте одолжение, — вмешался Габриель. — Позвольте ему пройти. Поверьте мне, это невозможно понять.

Офицер со смешанным чувством посмотрел на Спута. Тот стоял, готовый в любую минуту рассказать все: от собственной родословной до истории покорения космоса. Офицер хмыкнул и кивнул Габриелю:

— Пожалуйста.

Воротина снова распахнулась, и офицер отступил в сторону, приглашая священника внутрь. Габриель принял приглашение, офицер последовал за ним.

За дверью оказался длинный коридор с поблескивающими металлом стенами. Звукоизоляции видимо не было, шаги отдавались гулким эхом.

— Как вы думаете, сколько понадобится времени, чтобы разрешить сложившуюся ситуацию? — тихо спросил офицер.

— Не знаю, — Габриель пожал плечами. — День или два. Может, неделя.

— Так долго?

— Сначала я должен оценить ситуацию, только потом смогу сказать точно.

Офицер тяжело вздохнул, заговорил тихо и быстро:

— Все началось два с половиной месяца назад. Кто-то открыл тюремные камеры и выпустил заключенных. Там находилась не только мелкая шантрапа, но и весьма серьезные субъекты. Прежде чем мы успели отреагировать, весь Голубой уровень и три четверти Зеленого были заполонены этими прохвостами. Удержать их не удалось, скрыть побег такого масштаба в наших условиях не реально. Как говорится, шила в мешке не утаишь. Потом начались бе6спорядки, мародерство и даже мятежи. К тому моменту, когда подошло подкрепление, мы уже потеряли целую секцию. Поэтому пришлось наложить карантин на эту часть станции. У начальства просто не было другого выхода. В целях защиты мы установили у каждого выхода стены и заперли всех внутри.

— А как же гражданское население?

— И их тоже, — кивнул офицер. — Лес рубят, щепки летят.

Габриель остановился и смерил взглядом офицера.

— Мы не могли рисковать, позволив преступникам войти в основные секции, — попробовал оправдаться тот.

— Сколько народу вы здесь заперли?

Любитель народных мудростей раздражал. Щепки у него, понимаешь, летят. Про щепки любят рассуждать те, кто уверен, что сам никогда не станет такой щепкой.

— К счастью, здесь у нас мало жилых помещений. По приблизительным подсчетам это три-четыре тысячи человек.

— Пока это выглядит, как обычный побег из тюрьмы, — отозвался Габриель. — Почему вы решили привлечь Церковь?

— Дело в том, что мы начали расследование  и... — офицер замялся. — Мы нашли того, кто открыл все двери и отключил сигнализацию.

Габриель снова повернулся к офицеру.

— Наш собственный начальник охраны, — потупился тот.

— Зачем? — бесстрастно отозвался священник.

— Кто знает? Говорят, что в один прекрасный день он просто изменился, стал совершенно другим человеком. Он даже убил собственного брата, по крайней мере, мы слышали об этом.

— Где он сейчас?

— Внутри, — офицер кивком указал на закрытый отсек.

— Я по-прежнему не уверен, что это наше дело.

Коридор уперся в развилку. Габриель остановился и покосился на офицера. Тот выступил вперед, приглашающе указал на левое ответвление. Габриель снова зашагал, прислушиваясь к гулкому эху.

— Вообще-то, есть кое-что, что мы не включили в наш доклад, — совсем тихо проговорил офицер и умолк.

— Рассказывайте, рассказывайте, — подбодрил его священник.

— Когда мы закрыли отсек, начальник охраны стал охотиться за людьми и убивать их... причем всех без разбору: и гражданских, и преступников — всех.

— Но именно людей?

— Да, только людей, — кивнул офицер и остановился у неприметной двери в металлической стене.

Габриель посмотрел на дверь, потом на охранника. Тот распахнул дверь и приглашающе кивнул. Священник переступил порог.

Помещение оказалось квадратным и довольно объемным. В глаза бросились столы, стулья и мониторы. Мест пятьдесят. И все они пустовали, за исключением одного.

— И потом вот это... — прокомментировал офицер.

В дальнем углу сидел худощавый молодой охранник и внимательно всматривался сразу в два монитора, расположенных перед ним.

— Бюджет урезают, — пояснил офицер, заметив, как священник разглядывает комнату.

— И что, урезанный бюджет должен заинтересовать Церковь?

— Не в этом дело. Это был... то есть все еще есть... короче, это контрольный пункт для Зоны 51. Было время, когда здесь находилось до двухсот офицеров, но в связи с карантином администрация больше не могла платить им всем, поэтому штат сократили, и сейчас нас здесь всего двадцать человек. Из них трое в лазарете, а двое исчезли неделю назад.

— Исчезли? Куда? — спросил Габриель. Судьба местных охранников или стоявшего перед ним офицера его заботила мало, но должность обязывала быть вежливым и понимающим. — Вы пробовали их искать?

— Нет, — покачал головой офицер. — Это бессмысленно. Если бы они были мертвы, мы бы уже нашли их тела. Поэтому мы решили, что они просто захватили первый попавшийся транспортный корабль и сбежали отсюда. Я бы поступил именно так, если бы был на их месте. Не поймите меня неправильно, сэр, но нам не платят вот уже четыре месяца.

Габриель кивнул и подошел к молодому охраннику. Совсем еще зеленый, мелькнуло в голове. Юноша тотчас подскочил. Рука метнулась к непокрытой голове, затормозила на полпути. Парень стушевался, подхватил со стола фуражку, нахлобучил и поспешно отдал-таки честь.

Священник кивнул, разрешая сесть, встал за плечом юнца и склонился, глядя на экраны. На двух мониторах были видны с полсотни видеопревьюшек с изображением различных помещений. Видимо секции Зоны 51.

Офицер подал солдату знак, и тот коснулся нескольких клавиш на панели. Один из мониторов мигнул. Изображение сменилось на полноэкранное. Таймер в правом верхнем углу не оставлял сомнений в том, что бегущая картинка дана в записи.

Габриель поморщился. Убийства он видел и раньше, и не только на экране, но привыкнуть к расчлененке не мог. Несомненно, убийцей был старший офицер охраны. Ошибки быть не могло, он видел его лицо в личном деле.

Убийца на экране склонился над телом молодой женщины. Та, судя по количеству крови, была уже мертва. Из живого человека столько не вытечет. Плюс разорванная в клочья правая нога. Какое-то время старший офицер стоял над трупом, не двигаясь. Потом начал что-то бормотать. Что именно он говорит, понять было невозможно. Камера давала только картинку, звук не писала. И Габриель в который раз выругался про себя в адрес старья, которое здесь понатыкали вместо оборудования.

Спустя несколько минут старший офицер принялся дальше чинить кровавый ритуал. Габриель снова поморщился: зрелище не для слабонервных. Мельком глянул на охрану. Молодой побледнел и отвернулся. Офицер благоразумно встал так, чтобы не видеть экрана. Видимо уже смотрел этот ролик.

Габриель уткнулся в монитор. Через какое-то время стало ясно, что дела в Зоне 51 обстояли плохо. Этот ритуал он знал наизусть. Видел его много раз, понимал, что именно он означает, и кто его исполняет.

— Призрак, — тихо констатировал Габриель.

Офицер цепко уставился на священника. Молодой тоже перевел взгляд на Габриеля.

— Что Вы сказали?

— Я сказал: Призрак, — уже громче повторил священник.

— О, боже... вы уверены?

Габриель просто посмотрел на офицера и тот закивал головой.

— Это плохо... очень, очень плохо. Начал бормотать он.

— Да, хорошего мало, — согласился Габриель, распрямляя спину. Хрустнуло, и он только сейчас понял, что отсмотрел ритуал до конца, и времени прошло изрядное количество.

— Что нам теперь делать? — офицер смотрел на него, как на всю федеральную службу спасения в одном лице.

— Советую оставаться подальше от Зоны 51, — отозвался священник, массируя себе шею.

Затем перевел взгляд на соседний экран.

— А где люди?

— Их больше нет, сэр. Никого нет.

— Вы уверены?

— На все сто, — кивнул офицер.

— Лес рубят, щепки летят, — мрачно усмехнулся Габриель. — Ладно, покончим с этим.

Он глубоко вздохнул, резко выдохнул и направился к маленькому люку на другом конце комнаты.

— Господин священник, — офицер побежал за ним.

— Да, капитан?

— А этот... — охранник указал на Спута, который робко стоял в углу, фиксируя что-то в своем крохотном коммуникаторе.

— Если он по-прежнему хочет идти, пусть идет, — пожал плечами Габриель.

— Это в самом деле нормально? Я имею в виду, что он ведь не из вашей службы...

— Да, но вы ведь знаете Спутов, а согласно межпланетному соглашению номер 51.А (3243), они могут идти туда же, куда и мы.

Офицер кивнул. От того грубого, резкого, непроницаемого мужика, который встретил его у ворот, не осталось и следа. Сейчас перед священником стоял человек, уставший и растерянный, который смотрел на него, как на последнюю надежду. Габриель подмигнул офицеру, еще раз вздохнул и уставился на люк.

— Когда войдете внутрь, дождитесь зеленого света. Откроются наружные ворота, и можно будет идти, — пояснил охранник и козырнул: — Удачи, сэр.

— Удача здесь ни при чем. Знания и тренировки, — ответил Габриель, думая уже о другом. Перехватил удивленный взгляд офицера и спохватился: — Ах да, и, конечно, вера.

— Сэр, еще вопрос можно? Спросил офицера, когда священник стоял уже у самого люка.

— Только быстро. — Сухо бросил Габриель.

— А почему наш начальник охраны, вернее, призрак, нападает исключительно на людей?

— Вы что, историю Призрачных Войн не изучали? — Удивился Спут.

— Нет. — Честно признался офицер. — У нас в академии этот предмет был по выбору.

— Понятно, — протянул Габриель. — Ответ простой: по какой-то причине призраки могут вселяться только в человеческие тела. По этой же причине, для существования им тоже нужна только человеческая энергия, которую они высасывают из своих жертв. Конечно, бывали случаю, когда мишенью становились инопланетяне, но лишь в тех случаях, когда Призраки не могли найти наших собратьев.

Габриель снова взглянул на офицера:

— Еще вопросы есть?

Тот мотнул головой.

 

Створки люка распахнулись, открывая проход. Габриель пригнул голову и ступил вперед. Спут, который еще минуту назад стоял в углу, занимаясь своими делами, невероятным образом оказался рядом с ним. Его странная синяя физиономия ничего не выражала. Интересно, подумалось Габриелю, как он ухитряется жить на одних положительных эмоциях, а то и без эмоций вовсе?

 

Промежуточную камеру залил красноватый свет, притух, снова вспыхнул. Габриель прикрыл глаза. От дико орущей сирены захотелось заткнуть еще и уши, но священник сдержал порыв. Люк за спиной закрылся. Свет погас. Габриель открыл глаза. Небольшое помещение промежуточной камеры ничем не выделялось. Голые глухие стены, два плотно задраенных люка и панель с двумя крупными кнопками.

Габриель сделал шаг к панели. Кнопка была гладкой и приятной на ощупь. Пришла мысль, что за такой ласкающей гладкостью скрывается масса грубых и жестоких сюрпризов, сродни тому, что показывал офицер.

В первый момент показалось, что ничего не произошло. Габриель собрался было втопить клавишу вторично, но в этот момент с легким жужжанием открылся второй люк. За ним расположился прямой короткий коридорчик. Священник двигался быстро и осторожно. Коридор уперся в новую дверь.

— Здесь когда-то был пропускной пункт в Зону 45, — раздался сзади голос Спута.

Габриель повернулся к напарнику:

— Будь другом, не сейчас, ладно?

Спут послушно замолчал, скромно потупив глазки. Священник толкнул дверь.

За дверью оказалась довольно просторная комната. Пустая. Беглый осмотр подтвердил, что кроме поломанной мебели и разбитого оборудования здесь ничего нет. В дальнем конце темнел еще один дверной проем. Сама дверь, вывороченная неведомой силой, валялась рядом. Над проемом болтался глазок камеры. Габриель приветливо помахал рукой в объектив. В том, что за ним следят оставшиеся у монитора офицер и его подопечный, он не сомневался.

В главном туннеле, что располагался за выломанной дверью, все выглядело, как прежде. За одним маленьким исключением. Обычно здесь было полно народу. Сейчас же вокруг не было ни души. Габриель остановился, прислушался на мгновение. Тишина, если не считать шарканья идущего следом Спута, была гробовая. Это настораживало.

Он откинул плащ и вытащил небольшое устройство. Палец привычно надавил небольшой рычажок. Монитор прибора стал чуть светлее. Габриель выставил прибор вперед на вытянутой руке. Продолжая следить за монитором, повел рукой слева направо. В углу монитора появилась красная точка. Некоторое время она оставалась неподвижной, мигая, затем слегка передвинулась в сторону. Габриель вернул прибор в исходное положение, и точка послушно вернулась на прежнее место.

Священник хотел было выключить прибор, но рядом с первой вдруг вспыхнула вторая точка. Еще через секунду возникла третья, четвертая.

— Решать, конечно, тебе, — повернулся Габриель к попутчику. — Но я бы советовал переместиться поближе к тем ящикам.

Не вдаваясь в объяснения, он отошел к груде металлических ящиков сваленных в нескольких метрах от них. Пришелец последовал за ним.

Ящики закрывали обзор, зато надежно скрывали их от посторонних глаз. А ближайшие окрестности Габриель видел и так. Правда, для этого приходилось неотрывно следить за монитором. Точки на экране прибора двигались все более активно и уверенно.

Пока священник следил за передвижением предполагаемого противника, Спут вытащил, один за другим, три маленьких голубых шара. Подержал какое-то время в руке и отпустил. Шары быстро ринулись вверх, но постепенно снизили скорость и зависли в воздухе.

Габриель мельком глянул на шарики. С помощью этих маленьких устройств пришелец мог видеть и фиксировать все, что происходит вокруг. Притом, если дело примет опасный оборот, всегда можно смыться, бросив устройства и вернуться за сохраненной информацией позднее. В том, что инопланетянин в случае опасности смоется, Габриель не сомневался. Как не сомневался и в том, что он вернется за записанной информацией. Что-что, а ее Спуты ценили превыше всего. Ему всегда было любопытно, зачем инопланетянам фиксировать, казалось бы, совершенно бесполезные вещи, но ответа не было. Можно было, конечно, пристать с расспросами к 100 ГЦ, но от партнера в таких вещах толку мало. Нет, он, разумеется, попытается объяснить, только понятно будет не больше, чем в россказнях о том, почему он назвал себя 100 градусов по Цельсию.

Шары тем временем снова двинулись к потолку, затем неторопливо поплыли вперед, скрывшись где-то за краем кучи ящиков. Габриель скосил глаза на монитор и вскинул правую руку. Из-под одежды с тихим шорохом показалось дуло плазменного ружья. Оружие удобно легло в ладони.

Снова установилась тишина. Габриель не двигался. Спут тоже замер, видимо решил не мешаться. Красные точки на мониторе приближались. Вскоре стали слышны тихие шаги. Судя по звуку, от Габриеля их отделяли всего несколько десятков метров. Расположение точек на экране подтверждало это. Священник посмотрел на Спута, словно ему вдруг понадобилась поддержка пришельца. Тот кивнул.

Не отрывая глаз от монитора, Габриель прикинул нужный угол, выставил руку с ружьем из-за ящика и нажал на спуск. За первым выстрелом тут же последовал второй. Две мощные вспышки плазмы полетели через помещение. Мгновение спустя неподалеку кто-то зашипел, и одна из точек на мониторе стала зеленой.

Габриель улыбнулся и выстрелил еще раз. На пол что-то рухнуло с тяжелым грохотом. Вторая точка перестала мигать и стала зеленой. Красных теперь оставалось две. Причем они находились далеко.

Он опустил ружье, перевел дух и повернулся к Спуту. Тот уже выбрался из укрытия и остервенело стряхивал с себя пыль нижними конечностями. Казалось, предложи сейчас инопланетянину возможность помыться, и он с радостью отдаст за нее не только родную мать, но и всю собранную информацию.

— Может, пойти посмотреть что там? — предложил священник.

— Сейчас, — кивнул Спут. — Я такой же грязный, как и ты?

— Хуже, — пошутил Габриель и тут же пожалел об этом, потому как синюшный пришелец начал отряхиваться с еще большей яростью.

Пришлось ждать, когда он закончит. Бросать попутчика здесь без присмотра не хотелось. Да и самому как-то спокойнее вдвоем, чем в гордом одиночестве.

Главный туннель скоро закончился, и спутники вышли на улицу. Точки на мониторе затаились. Хищно оскалившись, священник вскинул наизготовку ружье и неторопливо двинулся вперед. За несколько шагов до поворота, жестом притормозил Спута, резко выступил вперед и практически не целясь, сделал несколько выстрелов. Мгновение спустя, на мониторе оставались только зеленые точки.

Далеко впереди в воздухе зависли три маленьких шарика. С такого расстояния они были едва различимы. Прямо под ними лежали темными неряшливыми кучами два изувеченных плазмой тела.

— Должен признать, что идея синхронизировать наше оборудование была неплохой, — обмолвился Габриель, подходя к неподвижным фигурам.

Непривычно тихий Спут лишь кивнул в знак согласия.

— Не расскажешь, где ты этому научился? — поинтересовался священник.

— Экспедиция Валана, двадцать лет назад, — отозвался 100 градусов.

От удивления Габриель даже остановился.

— Ты работал с братом Валаном?

Он был еще новичком, когда впервые услышал о брате Валане и его отважной экспедиции в неисследованный сектор космического пространства. Тогда это казалось чем-то романтическим, манило. Теперь Габриель мог констатировать, что его работа столь же рутинна, как и любая другая. Но Валан, не смотря ни на что, оставался настоящим героем, а истории о его экспедициях запомнились навсегда. Не из-за романтики, просто это был блистательный пример бесстрашия, чести и профессионализма. Профессионализма, перед которым не грех снять шляпу. И вот теперь выясняется, что рядом с ним находится существо, которое было ТАМ, живой свидетель подвигов Валана!

Священник хмыкнул. Спут, однако, понял это по-своему:

— Да, это было очень продуктивно, — пояснил он.

— Действительно... — снова кхекнул Габриель.

Поверженные, как он и предполагал, оказались инопланетными преступниками — из тех, что сбежали из тюрьмы. Их легко можно было узнать по вживленным в конечности и тело биркам, которыми клеймили всех заключенных не только на Нью-Детройте, но и в значительной части галактики. Эти двое были Зордианцами. Чешуйчатые четвероногие создания с большими клыками и несколькими рядами зубов. По внешности на сапиенс они не тянули. Скорее походили на аллигаторов. Впрочем, крокодилов Габриель видел лишь один раз в жизни, поэтому мог и ошибиться.

Пришельцы лежали неподвижно, но было видно, что они еще дышат. Хорошо, пришло в голову, а он-то боялся, что использовал слишком много энергии. Священник опустился на колени и провел ладонью по каждому из тел в поисках каких-либо признаков проникновения.

Чувство было немного неприятным, похожим на нервозность, однако у обезвреженных пришельцев все было в норме. Никаких следов проникновения. Если бы в них находился кто-то чуждый, он бы это почувствовал.

Габриель поднялся с колен, открыл маленькую сумку, притороченную к поясу, и вынул шприц.

— Что ты делаешь? — заинтересовался Спут.

— Хочу ввести им успокоительное. Пусть отдохнут какое-то время. Не убивать же их. А оставлять за спиной недобитого врага — ошибка.

— И ты уверен, что этого будет достаточно? — усомнился инопланетянин, глядя как игла входит в тело первого Зордианца. — А что если они проснутся?

— Не волнуйся, — бодро отозвался священник, нажимая на поршень второго шприца. — Они не проснутся до тех пор, пока я не разрешу.

— Ага, — возбудился 100 Гц. — Так это то самое «успокоительное» Церкви, о котором я столько слышал? Сочетание нано-технологий и биологических компонентов? А я-то думал это сказки, которыми Церковь Света себе цену набивает.

Габриель на секунду задумался, ответить на это пришельцу или нет. Поколебавшись, но так ничего и не решив, неопределенно пожал плечами.

— А можно узнать формулу? — пуще прежнего оживился Спут. — Или получить образец?

От такой наглости священник потерял дар речи. Он собрался было уже ответить, но не успел. Ладонь, в которой он сжимал сканер, кольнуло. Это проснулся чуткий прибор. На мониторе мигнула новая красная точка.

На этот раз гость был уверенным в себе, двигался быстро и явно в их направлении. Габриель вскинул ружье и, сам того не сознавая, улыбнулся.

— Похоже, у нас еще гости.

— Может, это призрак?

— Не думаю, к счастью для нас, призрак, похоже, здесь один — и сидит он в бывшем начальнике охраны.

 

Глава 4

Изображения, сменявшие друг друга на экране, могли быть иллюстрацией чего угодно, только не добродетели, коей отличались священники Церкви Света. Молодой офицер разглядывал картинки со смесью любопытства, азарта и удивления.

— Это точно ваш человек? — спросил он наконец.

— Да, это он, — вздохнул брат Джон, ведущий священник-администратор на Земле.

Офицер усмехнулся. Экран моргнул, кадр сменился.

— Он?

— Он, — Джон хмуро ткнул пальцем в изображение маленькой одиночной камеры. Там, растянувшись на узкой плоской койке, лежал худой рыжий мужчина. Из одежды на рыжем были одни только шорты, минимум на два размера меньше, чем требовалось, и почему-то розового цвета.

Мужчина не был юным. На вид ему можно было дать лет тридцать с небольшим. Загадкой оставалось, как тридцатилетний мужик в здравом уме и твердой памяти может оказаться в одиночке с недельной щетиной на припухшей физиономии и в дамских шортах веселенькой расцветки. Заключенного мнение окружающих, кажется, заботило не слишком. Он лежал на спине и спал тем сном, которым если верить поговоркам, спят младенцы и праведники. Впрочем, хоть камера и не фиксировала звук, храпака он, судя по всему, давал совсем не младенческого.

— Он точно член Церкви? — усомнился офицер, пальцы его забегали по клавиатуре. — Вот уж никогда бы не подумал, что ваш брат священник окажется в нашей тюрьме...

— Поверьте мне, — брат Джон нависал рядом мрачнее самой черной тучи. — Для нас это не самое похвальное событие.

Офицер снова едва заметно улыбнулся:

— Хорошо, давайте посмотрим.

Изображение на экране сменилось текстом.

— Господин Исаак Лимор Франсис Браун, задержан в два часа ночи вблизи озера Парано, в трех милях к северу от деловой части города, — офицер сделал паузу и вздохнул.

— Ну, продолжайте, — брат Джон зло скрежетнул зубами. — В чем его обвиняют?

— Э, на самом деле, это... — офицер издал странный хрюкающий звук, толи рвавшийся наружу смех сдержал, толи чихнуть хотел — со спины не разберешь. — Вождение летательного аппарата в нетрезвом состоянии, Господин священник-администратор.

— Что? — Джон подался вперед.

Офицер снова захрюкал, причем нервно и часто, из-за чего у священника отпали последние сомнения. От злости потемнело в глазах. Вот ведь! Смешно ему.

— Вождение летательного аппарата? — пробормотал Джон. — Это еще что такое? Дайте посмотреть, — он наклонился, отстранив молодого насмешника от монитора, и принялся сам читать текст.

— Где он взял этот аппарат? — сквозь зубы процедил священник, ни к кому не обращаясь, но офицер принял вопрос на свой счет.

— Не могу знать, сэр. Но когда его задержал один из наших патрулей, он был явно пьян и... — офицер снова замялся.

— Что еще?

— Хотите посмотреть видеозапись? — предложил офицер.

Священник кивнул, пальцы молодого весельчака застучали по клавишам. Через мгновение экран потемнел, и появилось изображение. Был пятничный вечер, и в ресторане, где стояла камера, царило оживление. Люди болтали, смеялись, пили. Среди них, спотыкаясь, ходил человек, который теперь лежал в розовых шортах в камере номер 32. Мужчина был одет в черный костюм, какие носили лишь члены Ордена, и был при этом в стельку пьян.

— Исаак... — прошептал священник, когда увидел, как молодой человек направился в сторону двух молоденьких девушек.

Брат Джон смотрел на экран, и на его лице ужас сменялся злостью, злость стыдом, а стыд новым приступом непонимания, ужаса и праведного гнева. Офицер стоял рядом и откровенно забавлялся. Когда безобразия, зафиксированные несколькими камерами, закончились в одиночной камере, священнику-администратору показалось, что у него прибавилось седых волос. И не мало.

— Можно удалить эту запись из вашей базы данных? — мрачно спросил он. — Как видите, это компрометирует Церковь, и мы не хотели бы огласки.

Офицер к радости Джона кивнул, но сразу оговорился:

— Мне понадобится разрешение от капитана.

— Хорошо, вы получите его через час, а до тех пор постарайтесь не показывать это никому.

Брат Джон повернулся и пошел к выходу, спиной чувствуя смеющийся взгляд. Нет, он не осуждал насмешника — на его месте Джон тоже, наверное, посмеялся бы. Отчего не посмеяться над федералами? Но в неприятную ситуацию попал не смешливый офицер, а брат Исаак из Церкви Света. И это брат Исаак лежал сейчас на тюремной койке в одиночной камере в розовых шортах. И все же... священник огляделся и, убедившись что его никто не видит, тихонько улыбнулся. Впрочем, слабость была минутной, уже через мгновенье на лицо вернулось отрешенно-филосовское выражение, каковое и подобает носить священнику. Брат Джон остановился возле двери кабинета капитана и легко, но вместе с тем навязчиво постучал, требуя разрешения войти.

 

Пробуждение было не из приятных. Голова разламывалась. Во рту стояла такая сухость, словно он неделю провел в пустыне без еды и воды, а привкус напомнил о старых носках, которые он всегда держал в нижней части шкафа. Тело ломило, каждое движение странно отдавалось внутри, да так, что нутро торопливо собиралось наружу.

Исаак судорожно сглотнул. Хорошо хоть память не отказала. Нет, подробности прошлого вечера расплывались, словно в тумане, но, по крайней мере, он не забыл, как его зовут и где он находится. А это уже неплохо.

Сейчас бы чего-нибудь съесть, а еще лучше выпить. Не зря же древние говорили, что подобное лечат подобным. Как учил личный опыт, в таком состоянии смотреть на еду, а тем более на выпивку без рвотных позывов трудно. Но трудно только в первый момент. Стоит только впихнуть в себя что-то горячее, а лучше горячительное, как становится легче.

Дверь камеры плавно распахнулась, и внутрь въехал автоматический уборщик. Его жужжание окончательно вывело Исаака из дремотного состояния. Он открыл глаза и невероятным усилием воли сел на койке. В программу машины-уборщика видимо входили и другие функции. Перед дверью появилась тележка, а на ней стояли два подноса: один с яичницей, другой с беконом и тостами. Ниже обосновались в два рядочка десяток кружек с водой.

Вид пищи заставил Исаака почувствовать голод, и он подвинул тележку поближе. Взял кружку и жадно осушил в один глоток.

— Кто-то там наверху не плохо ко мне относится, — сообщил Исаак машине-уборщику и приступил к трапезе.

Горячая еда и впрямь возвращала к жизни. По мере насыщения аппетит не угасал, а наоборот раззадоривался. И он решил подарить желудку маленький праздник в виде обильного завтрака.

Снаружи поднялся шум. Исаак глянул через решетчатую дверь на соседа из камеры напротив. Здоровенный татуированный мужик кидался на решетку и орал что-то явно не лицеприятное. Исаак решил не прислушиваться и не обращать внимания на шум, а посвятить себя завтраку. Настроение поднималось. В самом деле, не орать же и не кидаться на решетку только оттого, что ты в тюрьме. В конце концов, тюрьма не такое плохое место. Кормят прекрасно. Тишина, покой, масса времени и аскетическая обстановка — все, что нужно для того, чтобы посвятить себя размышлениям и философским изысканиям.

Исаак расслабился и решил попробовать себя в этих самых философских изысканиях. Но мысли отчего-то в голову лезли совсем не умные и большей частью сводились к событиям прошлой ночи. Каждый раз, когда на память приходило что-то постыдное, он корчил гримасы и качал головой.

Причина безобразий и злоключений крылась в том парне. С самого начала ведь было ясно, что не стоит доверять этому парню в баре. И о чем он только думал, когда решил соревновался с ним в выпивке? А бармен тоже хорош. И нет бы, чтоб вытурить обоих из заведения, так он только и рад подливать был. Исаак в очередной раз покачал головой, но тут же спохватился — голова все еще ныла.

Уборщик закончил свое дело и двинулся к выходу, подцепив тележку. Исаак поспешно слямзил с тележки остатки тостов. Автоматический уборщик вышел, дверь за ним закрылась. Машина прошуршала к соседней камере, лязгнула дверь. Через мгновение из-за стены послышались нецензурные вопли. Исаак прислушался.

— Какая гнида? — доносилось снаружи.

— Тридцать вторая одиночка, — зло отозвался знакомый голос соседа напротив.

Сочетание «Тридцать вторая одиночка» показалась ему смутно знакомым. Исаак подошел к двери и посмотрел через решетку наружу. Этого оказалось достаточно, чтобы сосед напротив снова кинулся на решетку:

— Ты, дятел! Я тебя убью, понял? Сегодня же на прогулке. Это будет последнее, что ты сожрал в своей поганой жизни!

— Ты мне? — не понял Исаак. — А в чем дело?

— Это общая жратва! — кинулся на решетку тот, что напротив.

Исаак поперхнулся. Тост почему-то встал поперек горла неприятным, карябающим комом. Он припомнил тележку, на которой стоял десяток кружек, выглянул в коридор на ряд дверей, которых было около десятка. Похоже, его дверь была первой.

— Это тот, что в шортах? — донеслось из-за стены. — Не убивай этого мальчика, мы из него девочку сделаем...

Исаак с трудом сглотнул. Слушать дальше не хотелось. Он вернулся в камеру и погрузился в мысли. Мысль теперь была одна и опять совсем не философская: как избежать утренней прогулки.

Впрочем, думать пришлось недолго. «Кто-то наверху» видимо и впрямь относился к Исааку с симпатией. Не прошло и получаса, как дверь снова открылась. На этот раз в камеру вошел самый обычный живой офицер.

— Свободен, — сказал офицер и добавил с улыбкой. — С вещами на выход.

Эту новость Исаак принял, как откровение, а офицер стал для него чуть ли не архангелом, потому он даже не отреагировал на подначку. Да и кто обращает внимание на подначки, ощущая безмерное счастье?

Ощущение безграничного счастья в нем поубавилось, приобретая вполне осязаемые границы, когда офицер, этот святой человек, из тюремного корпуса проводил Исаака в зал ожидания. Там в уголочке скромно стоял брат Джон с постной миной на физиономии. В руке он держал чистую черную рясу.

Как только Исаак увидел брата по Церкви, эйфория прошла, как не бывало. Он стыдливо опустил голову, чувствуя, как наливаются пунцовым небритые щеки, двинулся навстречу священнику-администратору. Джон с укоризной поглядел на Исаака и протянул рясу.

— Вот, надень это. Мы не хотим, чтобы брата Церкви видели в этих розовых тряпках.

Исаак взглянул на свой наряд и содрогнулся. Он вдруг понял, подобно библейскому Адаму, что гол, и устыдился.

Одевать рясу под надзором старшего священника-администратора было неудобно. Руки тряслись, пальцы не слушались, в голову лезли мысли о раскаянии.

Брат Джон окинул взглядом одетого в рясу Исаака и, кажется, остался доволен.

— А теперь вот что, — сухо заговорил он. — Капитан был так добр, что разрешил тебя освободить, сделав лишь предупреждение. Он также обещал сохранить этот инцидент в тайне. Однако мы считаем, тебе нужно как следует подумать о своем поведении и о том, что ты мог испортить репутацию всей организации.

Исаак кивнул. Священник-администратор был столь зануден, что раскаяние как-то само собой отступило, уступив место скуке, с которой Исаак обычно слушал, как его отчитывают.

— Идем.

— Куда? — не понял он, настроившись уже на продолжительную проповедь.

— Тебя ждут на совете, — коротко и ясно отозвался Джон.

Исаак вздохнул и вышел вслед за священником, шлепая босыми ногами по мраморному полу. Он никогда не горел желанием встречаться с советом, а тем более, сейчас. Особенно сейчас. Потому что это «приглашение» могло означать только одно — у него крупные неприятности.

Всю дорогу он провел в безмолвии. На сей раз мысли, которые его терзали, были вполне философскими. Он ехал в транспорте без номеров, таращился невидящим взглядом в окно на проносящиеся мимо леса и поля, и силился понять, как можно нажить себе неприятности на Земле, самой тихой и самой скучной планете во всей Галактике.

С этой мыслью Исаак откинулся назад. В голове снова стучало, а внутри от тряски все вставало на дыбы, и он боялся, что его стошнит.

2009-2023 © Алексей Гравицкий
top.mail.ruРейтинг@Mail.ru